— Ух ты, прямо завидно, — проговорил Николай Иванович.

Этих слов Авденаго уже не услышал. Ворота за его спиной захлопнулись, лиловая ночь с двумя лунами на близком небе обступила его, а Атиадан Злой Колокол бежала к нему навстречу, и во вселенной наконец-то воцарился порядок.

Глава девятая и последняя,

в которой все возвращаются домой

— Жила-была девочка, — звенел детский голосок, — и она жила не со своими родителями, а с чужими, потому что была подмененным тролленком. А жизнь таких троллят очень тяжела, потому что люди их все ненавидят, и первее всех ненавидит их женщина, которая считается матерью. Вот и та ненастоящая мать была такой же злой. Чего она только не делала, чтобы только сжить тролленка со света! Заставляла ее — ту девочку — мыть полы и чистить котлы, а еще посылала ее в лес за дровами и вообще поручала ей всю тяжелую домашнюю работу, а сама только и делала, что прохлаждалась у прялки, а под вечер совершенно напивалась.

— Напивалась? — переспросил Арилье.

Он слушал рассказы Енифар вполуха, но время от времени вставлял какое-нибудь замечание или вопрос. Иначе Енифар решит, что он ее вообще не слушает, обидится и… Ой, лучше не думать о том, на что способна разгневанная знатная троллиха, да еще дочь Джурича Морана, да еще девяти лет от роду!.. Обиженная Енифар бывала злобна и изобретательна.

— Ну да, — кивнула девочка, — эта женщина пила, как лошадь, и в пьяном виде давала волю кулакам. И еще она ругалась, как пьяный… как пьяный гном!

— Енифар, мы с тобой здесь не видели пьяных гномов, — попытался возражать Арилье.

Девочка тряхнула волосами.

— Ты, может, и не видел, а я — много раз! Кхачковяр говорит, что ты идеалист, поэтому многого не замечаешь.

— Ты обсуждала с кхачковяром такие вещи? — удивился Арилье.

— Ну, на самом деле я с ним обсуждала тебя, — просто ответила Енифар. — Я тут как-то раз заглянула к нему в гости. Это вышло совсем нечаянно, потому что я вовсе не к нему тогда шла… — И девочка быстро перевела разговор на другое: — Но ты совершенно прав: пьяные гномы не так уж и ругаются. Они, скорее, хвастаются. Ой, до чего смешно они хвастаются!

— Ты еще не ответила мне, где ты видела пьяных гномов, — напомнил Арилье.

— Они там были, — сказала Енифар неопределенно. — Я туда случайно забрела — выпить воды.

Особым постановлением кхачковяр утвердил факт близкого кровного родства между Арилье и Енифар, что позволило им жить вместе, а на Арилье возлагало, к тому же, заботу о девочке.

Разбирательство велось несколько дней и вызвало огромный интерес в Калимегдане. Сад кхачковяра так и кишел гномами.

Требовалось подтвердить факт усыновления Арилье троллиным родом (путем поедания бабушки); затем требовалось подтвердить факт родства между Енифар и тем родом, который усыновил Арилье; после этого вынесли постановление о равночестности побратимства-посестричества кровного и названного.

Все это занимало очень много времени, потому что кхачковяр настаивал на перечислении всех любопытных фактов, прямо или косвенно относящихся к делу. Зрители были в неописуемом восторге: столько всего им сообщили и поведали, рассказали и не утаили! В некоторых наиболее трогательных местах истории гномы не считали зазорным и всплакнуть.

Но самое захватывающее произошло под конец. На последнем судебном заседании кхачковяр постановил, что:

— Енифар действительно является дочерью Джурича Морана и потому наследует особняк своего отца в Калимегдане со всем имуществом, движимым, недвижимым и одушевленным, какое найдется там в комнатах и подвалах;

— Арилье действительно является троллем и получает право жить в Калимегдане;

— Между Енифар и Арилье подтверждается родство, равночестное кровному, однако не навсегда, а временно. Это родство может быть прервано в двух случаях: либо после возвращения Джурича Морана (потому что Арилье никоим образом не может считаться ребенком Джурича Морана и вообще ребенком), либо по достижении Енифар совершеннолетия. Тогда (слушайте, слушайте!) Арилье больше не будет считаться ее родным и самым любимым братом.

Вот это-то постановление и произвело наибольший шум. Когда оно было оглашено, Арилье, сильно смутившись, опустил голову, Енифар в гневе затрясла косичками, а гномы кругом заревели и затопали ногами, — настолько они были удивлены.

Кхачковяр призвал слушателей к тишине, подняв руку, и объяснил:

— Я знаю, что никогда прежде не существовало официально признанного временного родства; но в данном случае это необходимо. Арилье должен иметь право, если ему вздумается, когда-нибудь попросить руки Енифар. Все свободны, — прибавил он, предупреждая новый взрыв эмоций.

И зрители, немного подавленные неоднозначностью случившегося, разошлись.

Вот так и вышло, что Арилье и Енифар жили в бывшем доме Джурича Морана в Калимегдане, а дом этот был похож на запущенный лабиринт, потому что Моран, что уж тут греха таить, вообще редко подолгу задерживался на одном месте и меньше всего заботился о своем жилище.

Брат и сестра бродили по комнатам, время от времени обнаруживая там забытых слуг или странные вещи. Это забавляло их. Некоторые слуги пугались и умоляли не убивать их за мародерство, а другие просто удирали при первом же взгляде на новых хозяев.

А когда у них не было настроения гулять по дому, Енифар устраивалась в огромной, неуютной зале с камином (там когда-то имелся гигантский пиршественный стол, но его постепенно изрубили на дрова) и принималась рассказывать сказки. Сказки она выдумывала на ходу и не всегда у нее получалось это ловко. Она заставляла Арилье сидеть рядом и слушать, иначе ее охватывала черная меланхолия, что было гораздо, гораздо хуже любых сказок.

— …И вот однажды эта девочка решила окончательно сбежать от злой мачехи. Раньше она тоже пыталась сбежать, но неокончательно, потому что ее ловили. А мачеха хоть и мечтала избавиться от ребенка-подменыша, все-таки не отпускала ее, потому что ребенок делал за нее всю работу, а она могла пьянствовать день напролет.

И вот эта девочка пошла гулять и встретила тролля. Этот тролль был молодой красивый пленник, которого тащили на веревке несколько человек, совсем бездушных и злых солдат, и еще они разбили ему лицо, поэтому он истекал кровью. Но он все равно презрительно улыбался.

Он увидел девочку и сразу понял, что она — тролленок. И она это тоже поняла, потому что они встретились глазами. Тогда девочка решила окончательно освободить того тролля, а для этого прикинулась обычной девочкой, совсем беззащитной, и солдаты стали с ней разговаривать. Она усыпила их бдительность, а сама напала на них и всех их связала…

— А чем она их связала? — спросил Арилье.

— У нее был пояс, а еще — та веревка, которой был связан пленник. И еще она использовала пояса самих солдат. И всех их связала и бросила под деревом, а сама сказала троллю: «Ты теперь свободен! И я тоже пойду с тобой». И они побежали прочь от деревни, а за ними гналась погоня: много людей, и собак, и мужчин с вилами, и женщин с прялками, и все они бежали через лес и громко кричали, и размахивали своим оружием. И еще дети — они тоже гнались за троллями. Эти дети были вооружены разной посудой.

Вот бежали они все так через лес, долго ли, коротко ли, и тролль — бывший пленник — стал уставать. «Я, — говорит, — совсем избит этими злыми солдатами, у меня все тело болит, и я потерял много крови, и у меня в пятке надрез, и правым глазом я ничего не вижу, поэтому я не могу больше бежать. Я сдамся этим людям, а пока они будут рвать меня на куски, ты, девочка, спасайся. Ты добрая девочка и заслуживаешь жить».

Но девочка вскричала: «Как? Как смеешь ты мне предлагать столь ужасную низость? Разве для того я родилась тролленком, чтобы бросить тебя в такой беде? Мужайся, мы развернемся лицом к человечьей армии и примем наш последний бой!»

«Ах, девочка, — сказал тут раненый тролль, бывший пленник, — знаешь ли ты, какую жертву готовишься принести! Ведь наша смерть будет никому не известной, и о ней не сложат песен, потому что не останется никаких восхищенных свидетелей, чтобы об этом поведать!»